Когда время судья и палач. Психологическая драма с криминальным событием - Алена Бессонова

— Но ты-то, Сашка, понимаешь, что в руководстве авиаотряда есть червь кормящейся с руки Чудя?

— Я что похож на идиота? Я понял, что Чудь кому-то кармашки золотом набивает. Выясним… Дело времени…

2010 ГОД. Глухая марийская деревня в Архангельской области

Чудь толкнул ногой на вид ветхую деревянную дверь, но она не поддалась, лишь приоткрыла небольшую щель. Старик прищурил глаза, увидел: преградой является толстый в палец крючок. Он вынул из-за голенища унта охотничий нож, поддел крючок и вошёл в небольшие сени с развешанными по стенам пучками сушёных трав. Следующая дверь открылась легко.

За длинным дощатым некрашеным столом, заваленным сухой травой, сидела старуха. Она медленно, будто что-то вспоминая, перебирала стебельки. Мельком взглянув на вошедшего, бесстрастно продолжила своё дело. Чудь потоптался у двери, сбил с унтов налипший снег, произнёс с едва заметной нежностью в голосе:

— Здравствуй, Майра, не узнаёшь?

Женщина, не поднимая глаз, рыкнула:

— В сенцах надо было обувку чистить. Не по годам мне с тряпкой ползать…

Она, не торопясь, перемотала пучок шерстяной ниткой и, отложив его в сторону, вытянула на стол руки, зацепив кисти в замок, пристально глядя в глаза гостю, сказала:

— Постарел ты Ефим. Я думала Антихрист не стареет…

— Ой, Майра, не оскорбляй мою мать — она не была блудницей и возвышать отца тоже не надо. Для моего папаши статус сатаны великоват. Я из мелких земных демонов. Так себе демонишка…

— Где мой сын, Ефим? Шамраю скоро сорок, а он матери своей не знает.

Чудь пропустил вопрос, будто не слышал и задал свой:

— Старшенький тебя навещает? Подарки привозит? Он ведь большой начальник — директор спец санатория.

— Навещает… Навещает… Объедков с барского стола привозит…

— Это как? — вскинул брови Чудь

Майра, собирая новый пучок, кивнула в сторону старого холодильника:

— Вон, сам посмотри в холодном ящике…

Чудь открыл дверцу ухоженного холодильника, на полках увидел целлофановые пакеты. Они были наполнены ровными столбиками аккуратно нарезанной кружками колбасы, ломтиками сыра, пятиграммовыми кубиками масла, там же стояла пол-литровая банка под полиэтиленовой крышкой, туго набитая кусочками селёдки в подсолнечном масле.

— Чё не ешь? Всё вроде приличного вида, — спросил старик, подавляя возникающее раздражение. — Заботливый сыночек… Растаскивает потихоньку народное добро… Молодец!! Лучше в нас чем в таз…

— Заботливый, — подтвердили Майра, — экономный… Сама я такое сроду не ела. Юра не велел, а свиньям в рацион добавляю. Пусть порадуются.

— Юрка давно помер?

Майра вскинула на гостя полный жестокой ненависти взгляд, прошипела:

— А ты не знаешь? Он при Кузьме ещё помер, разве парень не говорил?

— Я не веду с Кузьмой личные беседы. Он что, навещает тебя?

— Бывает… Нечасто… Иногда… Мясца лесного зверя привозит, оно душистее, чем домашнее.

Чудь медленно, маленькими шажками обхаживал комнату, заглядывал в уголки, приговаривал:

— Ничего у тебя, Майра, не изменилась с того времени, как я ушёл от вас. Всё по-прежнему. Видишь, как ты прогадала, когда Юрку выбрала. Я и по сей день живу, и ты бы при мне беды не знала.

Женщина брезгливо посмотрела в спину гостя, спросила:

— Чё пришёл, бес?

— Почки, Майра, побаливают… Может травки какой дашь? Сегодня кровь в моче появилась…

— Песок идёт, вот и кровит. Открой вот тот шкаф, — Майра указала взглядом на длинный узкий шкаф в углу комнаты, — там на полке коробочки. На жёлтой написано «Почечный сбор». Сорок рублей мне сюда на стол положи. Я за так травку не отдаю, — женщина вновь указала взглядом на пустое место на столе по правую руку от себя.

Чудь усмехнулся:

— Однако если мы в магазине, может тогда сама покупателю товар поднесёшь?

— В моём магазине самообслуживание, — зло буркнула Майра, — не нравиться, иди в другой… Что ещё?

— Тебе Юрка о себе и обо мне что-нибудь рассказывал?

Майра усмехнулась:

— Целую неделю перед смертью о себе, и о тебе говорил. О трусости вашей, о подлости твоей…

Чудь, рассматривая в шкафу самодельные костяные фигурки, услышав слова женщины, резко развернулся в её сторону, воскликнул:

— О как! О трусости — нашей! А о подлости — моей! Хорошо-о-о… И что же он тебе рассказывал, как пацана на верную смерть отправил? Как в овраге отцепное кольцо искал, чтобы преступление своё прикрыть, как ныл всю дорогу о брошенной им женщине, которая любила его до беспамятства… О ребятах своего экипажа, которых он под трибунал подставил и которые по пятнадцать лет лагерей получили, да там и сгинули…

Майра вскинула обе руки, закричала:

— Замолчи-и-и… Откуда ты знаешь об экипаже?

Чудь подошёл к столу и, опершись ладонями, навис над женщиной, приблизив к её лицу своё, выплюнул:

— Интересовался! Штурман — радист Вася Курочкин просидел в лагере от звонка до звонка и вышел старой развалиной. Умер через два года от туберкулёза. Бомбардир-стрелок Максим Пожарский повесился в лагере через пять лет. Кормовой воздушный стрелок Олег Бурлаков оказал сопротивление при аресте и был убит. А Костюхин всю жизнь у твоей сиськи грелся, байки травил, детей строгал. Скольких он заделал. Ну двоих я знаю, троих выкинула… Или ошибаюсь…

Майра отшатнулась назад, прислонилась спиной к срубовой стене дома, обмякла:

— Где мой сын, Ефим? Что ты с ним сделал? Юрка тебе мальчишку годовалым отдал, чтобы ты его в люди вывел. Где Шамрай? Дай хоть карточку посмотреть…

Чудь выпрямился, отошёл от стола и вынув из кармана куртки маленькую плоскую бутылку коньяка, предложил:

— Давай, Майра, выпьем за упокой души Юрия Костюхина. Он, я понимаю, в мир иной ушёл без причастия… Иди принеси стаканы… После про младшего сына расскажу…

Майра не по-стариковски резво побежала за занавеску и, погремев посудой, вынесла две чайные чашки, сказала скороговоркой:

— У нас в доме не пили, но по такому случаю можно… Ну-у-у… говори про сына…

Чудь, разливая напиток по чашкам, сказал с укоризной:

— Ты бы хоть пару кружочков колбаски на блюдечко положила, закусить…

Майра вновь суетливо кинулась к холодильнику и, открыв дверцу, выхватила из него пакет со столбиком колбасы. Чудь пока хозяйка копалась с закуской, бросил в её чашку белую таблетку, которая, пофыркав, исчезла, чуть высветлив напиток.

Женщина поставила на стол пакет, развязала узелок, подтолкнула закуску ближе к гостю, повторила:

— Ну-у-у… давай про сына…

— Шамрая отдал в хорошую крепкую семью. Муж с женой много лет пытались завести детей, но не могли. Шамраю были рады. Мать там учительница, отец — инженер. Они сразу из города уехали от разговоров и пересудов, так что я ничего больше о мальчонке не слыхал. Думаю, всё с ним в порядке. Давай, Майра, помянем Юрку. Скажи, когда муж твой перед тобой исповедовался Кузьма при этом был?

Майра одним глотком выпила всё, что было